В отличие от Польши, где это произошло в XVI в., в Чехии первая историческая хроника на родном языке появилась уже в начале XIV в. Это так называемая рифмованная «Далимилова хроника», отражавшая патриотические тенденции и буквально насыщенная народными преданиями и легендами, в том числе о Чехе, как праотце чешского народа. По-латыни была написана «Гуситская хроника» Лаврентия из Бржезовой, современника гуситских войн, подробно описанных им по горячим следам.
Этническое самосознание славянских народов, как можно было видеть на примере западнославянских хроник, не только не вступало в противоречие с представлением об общеславянском единстве, но и органично с ним сочеталось. И это во многом было залогом того, что ни политические противоречия, возникавшие между отдельными славянскими странами в ходе их исторического развития, ни их конфессиональная разделенность (прежде всего между западными и восточными славянами) не могли воспрепятствовать культурным контактам между ними, которые по сути дела никогда не прекращались.
Памятники древнечешской литературы были популярны на Руси. Но и в Чехии хорошо знали о Киевской Руси, и показательно в этом плане, что при строительстве Сазавского монастыря в основание престола одного из приделов были положены частицы мощей Бориса и Глеба, один из вариантов житий которых был написан в свою очередь не без влияния мотивов чешского жития св. Вячеслава. В отношении Польши можно отметить такое характерное явление: иконные изображения там стали создавать явно под влиянием древнерусских, после того как в XIV в. ряд южнорусских земель вошел в состав Польского государства. Даже самая почитаемая в Польше икона Ченстоховской богоматери византийско-русского происхождения.
Разумеется, сказанное выше не означает, что чешская и польская культуры не принадлежали западному ареалу. Так, архитектурные памятники рассматриваемой поры, наряду с другими данными, красноречиво и наглядно подтверждают это. Для XI—XII вв. это ярко выраженный романский стиль. Таковы польские костелы св. Иджи в Иновложю (ок. 1086 г.), св. Андрея в Кракове (ок. 1090 г.), св. Богородицы и Алексея в Туме под Ленчицей (1141—1161 гг.) и чешские костелы св. Георгия на Пражском Граде (середина XII в.), базилика Девы Марии в Тисмице (третья четверть XII в.). Для самого развития чешской архитектуры романского стиля особенно характерна форма ротонд: это храмы, начиная от Старого Пльзеньца (X в.) до ряда ротонд XII в. (св. Георгия в Ржипе, св. Мартина в Вышеграде, св. Петра и Павла в Ржезновице). Впрочем, хотя и реже, ротонды можно видеть и в Польше (в Чешине XI в. и св. Прокопа в Стшельне, ок. 1160 г.). В столь популярной у западных славян форме ротонды нельзя не видеть отголосков великоморавских кирилло-мефодиевских традиций. Как показали раскопки чехословацких археологов, именно ротонда была самым распространенным видом храма в Великой Моравии. Таким образом, западнославянская архитектура XI—XII вв., в целом являясь романской, имела и свои особые черты.
В меньшей степени это можно сказать о готике, возобладавшей в Чехии и Польше с XIII в. и достигшей особого расцвета в XIV в. Идейно-философское содержание этого стиля (см. выше) делало его в большой мере межэтническим. И все же ряд исследователей усматривает, например, в чешской готике черты старых местных традиций, ее особую монументальность, наличие элементов, созвучных архитектуре восточных и южных славян. Во всяком случае, при создании готических построек наряду с иноземными мастерами (например, Матье из Арраса в Чехии) ведущую роль все более завоевывают местные мастера. Один из них, Петр Парлерж, создал целую архитектурную школу. Такие сооружения, как собор св. Вита в Праге (1344—1352; достраивался в XVI и XIX вв.) или костел св. Варвары на Кутной Горе (XIV в.), стали подлинными шедеврами мирового искусства. То же можно сказать об одном из красивейших творений польской готики — Мариацком костеле в Кракове (строился в XIV—XV вв.). При строгости и лаконичности его внешнего вида собор особенно знаменит своим внутренним убранством и прежде всего резным деревянным алтарем, который исполнил в 1477—1489 гг. замечательный польский резчик Вит Стош.
В Венгрии в период развитого феодализма в культурной жизни сильны были западные влияния. «Деяния венгров» (см. выше) и труды продолжателей этой хроники в середине XIV в. были собраны в так называемой единой «Иллюстрированной хронике» Марка Кальти. Основная идея этой хроники — возвеличение династии Арпадов, принявших христианство, что представлялось главным рубежом в истории Венгрии, — была принята и в «Хронике венгров» Яноша Туроци (вторая половина XV в.), продолжившего изложение венгерской истории до 1487 г. Из исторических произведений, не предназначавшихся для сводных работ, выделяется другое знаменитое сочинение — тоже «Деяния венгров» — анонимного автора конца XII — начала XIII в., посвященное событиям IX—X вв. В отличие от официальной династической концепции Аноним выдвигает идею о том, что князья и вожди суть равные стороны, отношения между которыми регулировались договором, скрепленным кровью, пытаясь тем самым обосновать обнаружившиеся в начале XIII в. претензии крупных землевладельцев на раздел власти с королем.
Из-за слабости бюргерства в Венгрии городская литература так и не появилась. Однако во второй половине XV в. среди наиболее образованных клириков и мирян, служивших в государственных учреждениях, в придворной среде появились отдельные элементы гуманистической культуры. Венгерские короли, в первую очередь Матьяш Корвин (1458—1490), оказывали покровительство иностранным гуманистам. При дворе Матиаша работали итальянцы Марцио Галеотто, Антонио Бонфини, оставившие после себя исторические труды. Позднее в состав придворных гуманистических кружков вошли чешские, немецкие гуманисты. Выдающимися представителями венгерской гуманистической мысли были Янош Витез и Янус Паннониус, сочетавшие государственную деятельность в правление Матиаша с литературным творчеством. Первый известен своими речами и письмами, которые были призваны формировать общественное мнение. Второй принес в Венгрию жанр элегии. В результате деятельности кружка гуманистов при дворе Матиаша составилась библиотека «Корвина», насчитывавшая 400—500 томов произведений античных, средневековых и гуманистических авторов. С эпохой Матиаша связан также подъем изобразительного искусства и архитектуры, венцом которой явился королевский дворец в Вишеграде. В целом же культурные и социальные рамки венгерского Возрождения были слишком узки для того, чтобы повлиять на культуру всего общества.