История Европы. Том 2. Средневековая Европа. - Страница 357

357

Рыцарский роман, в котором бушует сказочно-авантюрная стихия, несмотря на все попытки его христианизации, был принципиально светским жанром, в нем отразились новые, нарождающиеся отношения между человеком и миром, усиление индивидуалистических моментов. Это особенно ярко проявилось в новом понимании любви, которая была центром и движущей силой любого рыцарского романа.

В XII в. новое отношение к любви обнаруживается не только в куртуазном романе, который отражает сдвиги, происходившие в обществе. В то время в феодальном обществе Европы положение женщины, во всяком случае из аристократических кругов, было довольно свободным. Женщины подчас играли видную социальную роль, имели сравнительно обширные права не только юридического и имущественного характера, но особенно в области чувств. Именно в этот период возникает культ дамы, бывший необходимым элементом куртуазной рыцарской культуры, придававшей исключительное значение любви как чувству, возвышающему человека, пробуждающему в нем все лучшее, вдохновляющему на подвиги. Эта любовь, горячая и земная, но в то же время поэтическая, бросала открытый вызов церковному аскетизму. Она вдохновляла авторов рыцарских романов и трубадуров, поэтов-рыцарей, появившихся в Провансе в конце XI в.

Прованс в XI—XII вв. был одной из самых развитых областей Европы, а его аристократические дворы — самыми изысканными. Горячее южное солнце, казалось, всех делало поэтами. Прекрасные песни на народном провансальском наречии пели крестьяне и горожане. Сам девятый герцог Аквитании Гильом (1071—1127) был прославленным трубадуром. Но среди трубадуров можно было встретить даже выходцев из плебейской среды, как, например, сын повара Бернарт де Вентадорн. Однако основная масса трубадуров — это рыцари среднего достатка, вассалы знатных сеньоров. Основная тема куртуазной поэзии — любовь, часто это идеализированное, утонченное чувство. Любовное служение стало своего рода «религией» высшего круга. Не случайным представляется и то совпадение, что в это же время в средневековом христианстве на первый план выдвигается культ девы Марии. Мадонна царит в небесах и в сердцах верующих подобно тому, как дама царит в сердце влюбленного в нее поэта. Знатной даме, избраннице сердца поклонялись, как богине, ее воспевали в прекрасных стихах, служению ей посвящали жизнь. Но поэзия трубадуров не была однообразной и любовь, воспеваемая ими, то оборачивалась светлым даром человеку, то магической силой, темной стихией.

Известнейшим трубадуром был уже упоминавшийся Бернарт де Вентадорн (ок. 1150—1180), в творчестве которого куртуазная лирика нашла свое наиболее полное выражение как поэзия феодального двора и связанного с ним парадного света. Вместе с тем произведения этого поэта полны жизни, лишь слегка романтизированной чувственности, горячей любви. «Магистром поэтов» называли Гираута де Борнейль (последняя треть XII — начало XIII в). Социальные, политические мотивы отчетливо звучат в стихах Бертрана де Борна, который выразил в них кастовые чувства рыцарства, презрение к низшим слоям общества, идеализировал войну как стихию рыцарской жизни. В куртуазной поэзии слышны голоса не только трубадуров мужчин, но и женщин — Беатриче де Диа, Марии Шампанской и др. Подобно отважным героиням рыцарских романов они решительно заявляют свои права на равенство с сильным полом.

В XII в. поэзия поистине становится «повелительницей» европейской словесности. Из Прованса увлечение ею распространяется в другие страны. На севере Франции появляются труверы, в Германии — миннезингеры, куртуазная поэзия расцветает на Пиренейском полуострове.

В начале XIII в. цветущая цивилизация Прованса была уничтожена северофранцузскими феодалами во главе с жестоким и коварным Симоном де Монфором (старшим), вторгшимся в эти земли с целью борьбы с еретическим движением альбигойцев. Однако трубадуры, сумевшие уйти из пылающего Прованса, способствовали дальнейшему укреплению куртуазной культуры и поэзии при феодальных дворах Европы.

В XII в. западноевропейское общество, несколько столетий накапливавшее производительные силы, ощутило, как это медленное, незаметное накопление перешло в качественный скачок. Важнейшим результатом этого процесса стало бурное развитие городов, центров ремесла и торговли. Их население быстро росло, сюда стекались крестьяне и ремесленники из близких и далеких земель. В городах концентрировалась и культурная жизнь. Новая городская культура во многом противостояла господствующей церковно-феодальной. Она питалась народной культурой и в определенном плане была ее органической частью. Ее носителями были прогрессивно настроенные трудовые слои городского населения, ремесленники, зарождающееся бюргерство, плебейство.

Антицерковная вольнолюбивая направленность городской культуры, ее связь с народным творчеством наиболее ярко проявились в развитии городской литературы, которая с самого начала создавалась на народных наречиях в противоположность господствовавшей церковной латиноязычной литературе. Излюбленным ее жанром становятся стихотворные новеллы, басни, шутки (фаблио во Франции, шванки в Германии). Они отличались сатирическим духом, грубоватым юмором, яркой образностью. В них высмеивались алчность католического духовенства, бесплодие схоластической премудрости, кичливость и невежество феодалов и многие другие реалии средневековой жизни, противоречившие трезвому, практическому взгляду на мир, формировавшемуся у горожан.

Фаблио, шванки бросали дерзкий вызов куртуазному роману, выдвигая новый тип героя — неунывающего, плутоватого, смышленого, всегда находящего выход из любой трудной ситуации благодаря собственному уму и способностям. Так, в знаменитом сборнике шванков «Поп Амис», оставившем глубокий след в немецкой литературе, герой чувствует себя в мире городской жизни, в самых невероятных обстоятельствах так уверенно и легко, как герои рыцарских романов — в стихии рыцарских авантюр. Он всеми своими проделками, находчивостью утверждает, что жизнь принадлежит горожанам ничуть не меньше, чем другим сословиям, и место их в системе тогдашних общественных связей прочно и надежно. Городская литература бичевала пороки и нравы, откликалась на злобу дня, была в высшей степени «современной». Мудрость народа облекалась в ней в форму метких пословиц и поговорок, ставших достоянием последующих поколений, некоторые из них дошли и до наших дней. Церковь преследовала поэтов из городских низов, в творчестве которых она усматривала прямую угрозу. Так, сочинения парижанина Рютбефа в конце XIII в. были осуждены папой на сожжение.

357