В XII—XIII вв. продолжалась и в отдельные моменты достигала большой остроты борьба империи и папства. Теперь она осложнилась тем, что папство обрело себе сильного союзника в лице городов-государств Северной и Средней Италии, не желавших признавать власть германского императора и быть подданными так называемой Священной Римской империи, как с XII в. стала называться империя. Главным спорным вопросом в борьбе был теперь уже не вопрос об инвеституре епископов, а о германском владычестве в Италии. Кульминацией этой борьбы были 50—70-е годы XII в., когда Фридрих I Барбаросса вел ожесточенную борьбу с «Ломбардской лигой» (Союз папы и североитальянских городов), завершившуюся полным его поражением при Леньяно (1176 г.), а затем — время правления Фридриха II (1220—1250). Этот последний император из дома Гогенштауфенов, одновременно бывший королем Сицилии, также не сумел овладеть Северной и Средней Италией и подчинить себе папский престол, к чему он упорно стремился. С этого времени борьба империи с папством утратила свое первенствующее значение в международной жизни средневековой Европы.
Во второй половине XI в. в Европе завязался новый узел международных противоречий — англо-французский. Нормандское завоевание Англии положило начало растянувшимся на столетия попыткам английского королевства создать объединенное англо-французское государство. Опираясь на династические права и военную силу, английский король Генрих II (1154—1189) сосредоточил под своей властью примерно половину французских земель (Нормандия, Анжу, Мен, Турень, Аквитания) и добился вассалитета герцога Бретани. Решение проблемы объединения Франции стало невозможным без борьбы с английской короной.
В течение XII—XIII вв. англо-французские противоречия неоднократно приводили к вооруженным конфликтам, в которые вовлекались другие западноевропейские страны и феодальные правители отдельных областей. В 1173 г. Франция при поддержке шотландского короля и графа Фландрского вмешалась в междоусобную борьбу в Англии. Шотландию и Фландрию толкнули на вмешательство в англо-французское соперничество поиски путей независимого развития. Политическая ориентация Шотландии, постоянно находившейся под угрозой поглощения английским королевством, в течение всего периода развитого феодализма оставалась стабильно антианглийской. Фландрия же к концу XII в. ощутила большую угрозу своей относительной независимости с французской стороны и начала поддерживать Англию. В конце XII — начале XIII в. центр англо-французских противоречий на время переместился в Средиземноморье и на Восток.
Крестовые походы XI—XIII вв. — наиболее общее и продолжительное проявление феодальной экспансии. Главным их направлением было Восточное Средиземноморье, однако под стягами креста часть западноевропейских феодалов устремлялась, особенно с последней трети XII в., и в Прибалтику, к землям славянских, балтийских и угро-финских народов Восточной Европы. Лозунги крестового похода зачастую освящали и внутреннюю феодальную экспансию (например, северофранцузских рыцарей в начале XIII в., выступивших против еретиков «альбигойцев» юга Франции).
Воздействие крестовых походов на развитие международных отношений было крайне неоднозначным. Когда в конце XI в. сотни тысяч западноевропейцев из разных стран (причем на первых порах к рыцарству примкнули массы обнищавшего зависимого крестьянства) ринулись в Палестину, опьяненные идеями «спасения гроба господня от власти неверных» и «защиты братьев по вере от притеснений» мусульман, то эти массовые религиозно-завоевательные миграции поначалу содействовали известному сплочению народов Запада. Участники «священных войн» поневоле осознавали себя принадлежавшими к некоей общности, воодушевленные по крайней мере одинаковыми религиозными идеалами. «Хотя мы говорили на разных языках, — писал французский хронист, участник Первого крестового похода Фульхерий Шартрский, — казалось, однако, что мы являемся братьями и близкими родичами, единодушными в любви к богу». В подобных высказываниях отразились признаки зарождающегося общего западноевропейского самосознания, превозмогающего языковые, этнические и другие различия.
Однако крестовые походы вместе с тем способствовали нарастанию уже и ранее значительных центробежных тенденций в развитии международных отношений. С одной стороны, по мере утверждения крестоносцев на Востоке их захватнические интересы приходили в непосредственное столкновение между собой в Ливане, Сирии, Палестине, в бассейне Средиземного моря и часто ставили крестоносцев на грань открытой междоусобной войны. С другой стороны, усиливавшаяся средиземноморская экспансия рыцарства, теснейшим образом переплетаясь со взаимоотношениями складывавшихся в самой Европе феодальных государств, втягивала их в завоевательные экспедиции рыцарства, а со временем стала решающим фактором средиземноморской экспансии Запада. В этих условиях противоречия между европейскими государствами еще более обострялись.
Примечательно, что как раз на время наиболее значительных крестоносных акций Запада приходятся и самые драматические эпизоды межгосударственных коллизий, причем именно в эти годы обычно складывается такая расстановка политических сил на международной арене, которая затем надолго будет определять основные линии развития в сфере войны и мира в Европе.
На сложные хитросплетения международной политики «накладывались» возраставшие, особенно со второй половины XII в., универсалистские тенденции в политике поднимавшихся феодальных монархий, их все глубже укоренявшиеся стремления к созданию какого-то подобия всеевропейской политической общности под эгидой одного государя. Претензии на «мировое» владычество изъявляли прежде всего, как отмечалось, германские императоры и римские папы. Но с идеей создания «универсального» государства носились и английские Плантагенеты, и французские Капетинги, и правители норманнского Королевства Обеих Сицилий. Современный французскому королю Филиппу II Августу хронист приписывал ему горделивое зявление: «Одного человека достаточно, чтобы управлять всем миром». Попытки реализовать такого рода притязания, в свою очередь, приводили к бесчисленным вооруженным конфликтам в Европе, к образованию и распаду межгосударственных коалиций, к постоянным перекраиваниям политической карты. Универсалистская политика не имела никаких экономических предпосылок для успеха — она представляла собой лишь издержки процесса феодальной централизации, и, тем не менее, это был вполне реальный фактор международной жизни, в немалой степени влиявший на европейскую ситуацию в целом.