История Европы. Том 2. Средневековая Европа. - Страница 16


К оглавлению

16

Свои особенности имел процесс складывания раннесредневековых обществ у тех кочевых народов, которые на последней стадии кочевания начинали переходить к оседлости и, как правило, не испытали никакого воздействия греко-римского мира.

Неодинаковое сочетание протофеодальных элементов позднеримского и родо-племенного строя варваров в разных регионах придавало заметное своеобразие процессу феодализации в каждом из них; это, в сущности, делает бессмысленными дальнейшие споры о приоритете античных или варварских общественных структур, синтезных или бессинтезных путей развития в генезисе феодализма.

Сложнее обстоит дело с проблемой континуитета и дисконтинуитета в генезисе феодализма, тем более что она проявляется ныне в различных формах. В XIX — начале XX в. ее решение касалось в основном Западной Европы и связывалось только с германскими вторжениями, полностью разрушившими, как считали германисты, Западную Римскую империю и все ее институты, ее общественный строй, систему ценностей. Это рассматривалось противниками континуитета как скачок, «цезура», даже своего рода революция. Сторонники континуитета подчеркивали, напротив, неразрывную связь средневекового мира с античным, отрицали какой-либо разрыв между ними.

В наши дни, во-первых, стало очевидным, что варварские вторжения затрагивали не только Западную, но и Восточную Римскую империю, во-вторых, что они были не столь разрушительными, как считалось раньше. Не менее очевидно, что континуитет мог быть не только греко-римским, но и варварским, особенно в областях, не знавших романизации. Поэтому, хотя особенно остро этот вопрос стоит в отношении стран синтезного развития, он в известной мере касается и других регионов.

Как было показано выше, элементы романского континуитета в континентальной Западной Европе, особенно в Византии и на Балканах, несомненно, имели место во всех сферах эволюции общества. Вместе с тем сохранялись заметные черты общественного строя варваров даже в областях с сильной греко-римской традицией. Это дает основание большинству современных западных историков рассматривать процесс перехода от рабовладельческого строя к феодальному как чисто эволюционный. Однако уже в силу качественно нового характера сложившегося на континенте феодального общества по сравнению не только с позднеантичным, но и с поздневарварским, в этом процессе нельзя видеть прямой континуитет того и другого. Между этими древними обществами и сложившимся феодальным строем пролегает период глубоких социальных изменений и острых классовых конфликтов, придавших новое качество даже тем «протофеодальным» элементам, которые присутствовали в обеих старых системах, из взаимодействия которых родилась совсем новая — феодальная. Варварские вторжения и передвижения V—VII вв. положили начало той глубокой социальной революции, в которой рождался новый строй. Аграрный переворот на втором этапе процесса феодализации, приведший повсюду в Европе к разорению и втягиванию в феодальную зависимость массы мелких свободных крестьян, к их слиянию с бывшими рабами и колонами в единый класс зависимого крестьянства, завершил ее.

В современной историографии (особенно французской) в последние годы возникла, правда, применительно лишь к Западной Европе, новая теория «феодальной революции», которая пытается совместить концепцию полного романского континуитета в V—IX вв. с так называемой «феодальной революцией» X—XI вв., резко оборвавшей якобы непрерывное развитие рабовладельческого строя и в течение одного столетия установившей феодальный строй. Сторонники этой теории связывают «феодальную революцию» не с варварскими вторжениями или аграрным переворотом, но с раздроблением государственной власти между феодалами, которое нашло свое наиболее яркое внешнее выражение в массовом росте замков как центров политической власти и классового господства феодалов во всех странах Западной Европы. Эта теория крайне упрощает сущность революционного перехода от рабовладельческого строя к феодальному, так как вообще снимает проблему генезиса феодализма, возникновение которого трактуется как кратковременное событие, совершившееся за 3—4 десятилетия.

Отмеченные выше типологические особенности процесса генезиса феодализма характеризуют не столько его общую для всех регионов сущность, сколько его темпы и формы. Медленнее всего и в наиболее стертых формах он протекал там, где синтез в процессе генезиса феодализма проходил не просто с преобладанием позднеримского исходного материала, но и при длительном сохранении греко-римской государственности (Византия). Столь же медленно происходил он и там, где позднеантичный субстрат, а следовательно и синтез почти или совсем отсутствовали. Быстрее феодализм сложился в тех регионах, где синтез даже с преобладанием позднеримских общественных отношений играл более существенную роль. Очевидно, что там, где имел место активный синтез, он ускорял процесс феодализации, заметно нарушал континуитет, быстрее создавал качественно новое общество.


Глава II
ПРИРОДНЫЕ УСЛОВИЯ, ЭТНОДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ, РАЗВИТИЕ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНЫХ СИЛ


Производительные силы феодальной формации являлись ведущей стороной феодального способа производства, основой прогресса феодального общества, его материальной базой, исходным фактором повышения производительности труда. Составные части производительных сил — это предметы труда, народонаселение, средства труда и способы труда. Зависимость людей от географической среды была тем ощутимее, чем дальше от нас лежит данная эпоха. Географическая среда обитания и деятельности человека находилась в диалектическом единстве с развитием общества. «Пока существуют люди, история природы и история людей взаимно обусловливают друг друга»; так что средневековая европейская цивилизация явилась следствием и использования того наследия, которое оставила античность, и усилий самого феодального общества, и воздействия природной среды. Поскольку с течением столетий росли общественные потребности, умножались человеческие возможности и прогрессировали способы труда, то на каждой ступени развития феодализма существовала своя оптимальная степень освоения географической среды. И на любой ступени свойства этой среды обусловливали собой развитие производительных сил. Эта среда была физической предпосылкой процесса производства материальных благ. Поэтому всякий шаг и феодала, и городского патриция, и ремесленника, и крестьянина начинался практически с того, что они поневоле определяли свое отношение к окружающей природе, которая устанавливала первичные материальные возможности труженика и характер его занятий. Безостановочный прогресс производительных сил стал одной из причин того, что Европа, отстававшая в начале средних веков по уровню развития от стран Востока, к концу средневековья обогнала их. Этот прогресс объяснялся еще и тем, что Европа отличалась чрезвычайно богатым сочетанием разнообразных природных, этнических, экономических, социальных и политических факторов на сравнительно небольшой территории.

16