Достаточно устойчивые государства третьей стадии кочевания в письменных источниках часто именовались каганатами, а их правители — каганами. В крепко спаянных объединениях такого рода создаются благоприятные условия для слияния входивших в них этнических групп в единую народность. Характерно, что государства, а нередко и этнические сообщества, складывавшиеся внутри них, получали имя по названию правящего рода, даже если этот род не принадлежал к этническому большинству.
Значительную роль в образовании и усилении государства и центральной власти в нем играли не только единая материальная культура, но и единая идеология — единство религиозных представлений, превращение их в государственный культ. Наряду с культом вождей и богатырей (типичным для второй стадии) в каганатах появился культ высшего божества — бога неба Тенгри-хана. Централизация отразилась и в религиозной сфере. В этих раннеклассовых государствах выделялся слой служителей-жрецов, а позднее начали внедряться монотеистические мировые религии (ислам, христианство и др.).
Процессы, протекавшие в периоды возникновения и расцвета степных государств, так же как и причины их упадка и гибели удивительно единообразны. Это или сокрушительные поражения от врагов, или междоусобицы, а иногда климатические изменения — засухи, похолодания и пр. В реальной жизни все эти причины часто были связаны друг с другом, постепенно накапливаясь и выявляясь одновременно и неожиданно.
Предложенная систематизация процессов, протекавших в степях в эпоху средневековья, позволяет выявить общие для всех степных объединений закономерности развития, моделировать их. Поскольку источники никогда не дают всех признаков, характеризующих то или иное степное этническое или государственное объединение, такие модели, при всей их условности, становятся необходимыми для возможно более полного представления о жизни десятков степных образований, ранее почти неизвестных историкам.
Одним из наиболее значительных обществ эпохи раннего средневековья, находившихся на первой стадии кочевания, является объединение, возглавляемое гуннами.
Анализ сведений о них следует, видимо, начать с событий несколько более ранних, происшедших в империи Хунну в первые столетия нашей эры. В середине I в.н.э. вследствие многих бедствий (засух, эпидемий), неудачных войн с Китаем, длительных междоусобиц империя Хунну разделилась на две державы: Южную и Северную. Первая сразу же оказалась в вассальных отношениях с Китаем. Северные же хунну еще в течение столетия сохраняли относительную самостоятельность. В это время все доселе подвластные им и ранее неизвестные народы, освобождаясь из-под власти хуннов, начинали свой исторический путь. Среди других выделялись обитавшие на восточных окраинах синьби.
В несколько десятилетий синьби из небольшого охотничьего и пастушеского народа превратились в свирепых завоевателей. Они прошли стадии развития кочевничества в обратном порядке: от пастушеского оседлого и полуоседлого образа жизни — к кочеванию, которое толкало их к нашествиям. «Скотоводство и звероловство недостаточны были для их содержания», — записано в хронике Хоуханьшу. Основным объектом нашествий была слабеющая с каждым десятилетием держава северных хунну.
Китайские хронисты с удовлетворением констатировали, что «в сие время у северных неприятелей происходили великие замешательства, к которым присоединился голод от саранчи». Под воздействием этих внутренних причин орды хунну двинулись в далекий западный поход по сибирским, уральским и среднеазиатским степям через земли угроязычных, ирано- и тюркоязычных народов. Этот «поход» занял у них более 200 лет. Хуннская волна постоянно пополнялась народами, побежденными и разоренными ими, которые тоже переходили к «таборному» кочеванию, к возрождению строя военной демократии и все участвовали в этом продвижении на Запад.
Объединение хунну того времени нельзя было даже назвать «союзом родственных племен» или этнолингвистической группой. Не считая самих хунну, относившихся, возможно, к особой, ныне исчезнувшей лингвистической группе, к нашествию подключились огромные массы тюркоязычных, а в Приуралье — угроязычных племен.
О том, какими были ворвавшиеся в конце V в. в Европу полчища некогда оседлых и цивилизованных хунну и какими представились они европейцам, наиболее подробно рассказывается в «Истории» Аммиана Марцеллина, писавшего свое сочинение в последней четверти IV в.: «Они так дики, что не употребляют ни огня, ни приготовленной пищи, а питаются кореньями трав и полусырым мясом всякого скота… У них никто не занимается хлебопашеством и не касается сохи… Все они, не имея ни определенного места жительства, ни домашнего очага, ни законов, ни устойчивого образа жизни, кочуют по разным местам, как вечные беглецы, с кибитками, в которых они проводят жизнь… Они никогда не прикрываются никакими строениями и питают к ним отвращение, как к гробницам». И далее: «Придя на изобильное травою место, они располагают в виде круга свои кибитки и питаются по-звериному; истребив весь корм для скота, они снова везут, так сказать, свои города, расположенные на повозках… Гоня перед собой упряжных животных и стада, они пасут их… Все, кто по возрасту и полу непригодны для войны, держатся около кибиток и занимаются мирными делами, а молодежь, с раннего детства сроднившись с верховою ездою, считает позором ходить пешком». Характерное оружие гуннов — меч, тяжелый лук и аркан. Очень редко гунны сходились с врагом врукопашную, обычно же, «разнося смерть на широкое пространство», они «не прекращали войны и боя, издали осыпая противника стрелами и ловя отступающих и выбившихся из общей массы воинов арканами». Аммиан Марцеллин отмечает, что гунны «не подчинены строгой власти царя, а довольствуются случайным предводительством знатнейших и сокрушают все, что попадается на пути».